Наталья Коган (опубликовано под псевдонимом Сергей Карпов)
Мошенники и ученые
Журнал «Очевидное и невероятное №6-7, 2011
«Среди загадок естествознания ни одна не вызывала столько раздумий и споров в течение полутора тысячелетий, как искусство, которое называют алхимией».
Карл Шмидер. «История алхимии».
История герметической философии
Тысячелетиями искусство алхимии пленяло многие замечательные умы, и в нее верили миллионы. Ее истоки затерялись во мраке веков. Одни ее приверженцы утверждают, что она появилась в глубокой древности, на заре человечества, другие же считают, что она зародилась не раньше времен Ноя. А средневековый философ Винсент де Бове настаивал даже на том, что все родившиеся до всемирного потопа должны были обладать познаниями в области алхимии, аргументируя это тем, что если бы Ной не знал эликсира жизни, он не дожил бы до столь невероятного возраста и не породил бы более пятисот детей. Кстати, одного из его сыновей, а именно Хама, считают основателем «химии», название которой и произошло от его имени. Но есть мнение, что это искусство произошло от египтян, среди которых его основоположником был Гермес Трисмегист (трижды великий). От его имени науку стали называть “герметической”. Одно из его сочинений называлось “Кеми”, арабы добавили частицу “ал”, и таким образом возникла алхимия.
Утверджают, что еврейский пророк Моисей был первоклассным алхимиком, научился этому
в Египте, но он не поделился своим знанием с другими и не посвятил сынов
Израилевых в его таинства. Все авторы алхимических трудов ссылаются на историю золотого
тельца из 32-й главы Исхода, чтобы доказать, что этот великий законодатель в
совершенстве владел алхимическими приемами и мог по собственной прихоти
создавать или уничтожать золото. Согласно этой истории, Моисей был так
разгневан идолопоклонством израильтян, что «взял тельца, которого они сделали,
и сжег его в огне, и стер в прах, и рассыпал по воде, и дал ее пить сынам
Израилевым». Этого, как утверждают алхимики, он никогда не смог бы сделать,
если бы не владел философским камнем; никакими иными средствами он не смог бы
заставить золотой порошок держаться на поверхности воды.
Аббат Никола Ленгле Дюфренуа в своем труде «История герметической философии», изданном в Париже в 1742 году, изложил представления алхимиков о природе металлов. Они считали, что все металлы состоят из двух веществ – металлической основы и красного горючего вещества, которое они называли серой. Чистое соединение этих субстанций образует золото, а другие металлы являются смесью золота с различными загрязняющими его ингредиентами. Искомый философский камень должен был растворять или уничтожать все эти ингредиенты, и с его помощью можно было бы превращать железо, свинец, медь и все остальные металла в первоначальное золото.
В своем объемистом исследовании «История алхимии» профессор философии Карл Шмидер из Касселя в 1832 году явно не мог скрыть удивления и даже почтения перед тайнами такого "искусства". В результате тщательного исследования по истории алхимии, профессор пришел к выводу, что древние алхимики обладали этим удивительным веществом и умели его приготовлять. Шмидер сожалел, что рецептура, по-видимому, утрачена. Шмидер констатировал, что с помощью искусства алхимии можно также получать чистое серебро из веществ, которые серебра не содержат. Для этого служил "камень второго порядка", он же малый эликсир, или белая настойка. «Истинными умельцами были, безусловно, лишь немногие», — заключал Шмидер в своей книге.
Первопроходцы тайного знания
В VIII веке искусство алхимии расцвело в арабском мире. Тогда появился один выдающийся мастер алхимии, которого долго считали ее основоположником. Гебер, или Абу Мусса Джафар аль-Софи(780-840) — алхимик, геометр и астроном, которого Роджер Бэкон называл учителем учителей, а Кардан причислял к величайшим гениям мира. Собрание сочинений его по химии было напечатано в Лейдене под заглавием: "Gebri Arabis chimia". В числе сочинений его имеется: "Fragmentum de triangulis sphaericis" и "Libri de rebus ad astronomiam pertinentibus".
Сведения о жизни и деятельности арабского ученого крайне разноречивы. Он родился в Хуране в Месопатамии. Полагают, что сам Джабир ибн Хайян является автором всего нескольких работ из сотен алхимических трактатов, подписанных его именем. Алхимия в этих трактатах следует идеям Аристотеля о четырех элементах-стихиях, носителях четырех качеств: теплоты, холода, влажности и сухости. Многие из этих трудов носили теоретический или мистический характер, в других приводились подробные описания лабораторных экспериментов. Среди сочинений Джабира ибн Хайяна наиболее интересна «Книга семидесяти», представляющая собой своего рода энциклопедию, состоящую из 70 глав, посвященных различным теологическим, политическим и естественнонаучным вопросам. В последних главах «Книги семидесяти» он приводит сведения о металлах и минералах. Из разнообразных веществ, встречающихся в природе, в центре внимания Джабира находятся семь металлов; много внимания он уделяет и минералам. Чтобы дать характеристики свойств всех этих веществ, в особенности таких специфических свойств металлов, как плавкость, ковкость и металлический блеск, Джабиру явно недостаточно четырех аристотелевых элементов-стихий. Поэтому Джабир предлагает ртутно-серную теорию происхождения металлов: вводит представление о начале металличности (ртути) и начале горючести (серы) как двух составных частях металлов. Сера рассматривается им в качестве принципа горючести, ртуть – принципа металличности. Джабир считает, что ртуть является «душой» металла. Согласно учению Джабира, сухие испарения, конденсируясь в земле, дают серу, мокрые же – ртуть. Сера и ртуть, соединяясь затем в различных отношениях, и образуют семь металлов. Золото как наиболее совершенный металл образуется, только если вполне чистые сера и ртуть взяты в наиболее благоприятных соотношениях. В земле, согласно Джабиру, образование золота и других металлов происходит постепенно и медленно. «Созревание» золота можно ускорить с помощь некоего «медикамента» или «эликсира», который приводит к изменению соотношения ртути и серы в металлах и к превращению последних в золото и серебро. Джабир ибн Хайян описывает также различные химические операции (перегонку, возгонку, растворение, кристаллизацию и др.), а также некоторые химические препараты (купоросы, квасцы, щелочи, нашатырь и др.), излагает способы получения уксусной кислоты, слабого раствора азотной кислоты, свинцовых белил.
Другой арабский алхимик Аль-Фараби жил в начале десятого века и пользовался репутацией одного из самых образованных людей своего времени. Он прожил жизнь, путешествуя из страны в страну с тем, чтобы собрать воедино воззрения различных философов на великие тайны природы. Его не пугали опасности и не тяготил тяжелый труд. Многие монархи пытались удержать его при дворе, но он отказывался остаться, мотивируя это тем, что еще не достиг величайшей цели своей жизни – продление ее на века и изготовления золота в любом нужном ему количестве. В конечном итоге жизнь скитальца оказалась для него роковой. Посетив Мекку, не столько с религиозными, сколько с философскими целями, и возвращаясь домой через Сирию, он остановился при дворе султана Сейфеддулета, известного покровителя наук. Он появился перед этим монархом и его придворными в одежде странника и без приглашения дерзко сел на диван рядом с султаном. Придворные и мудрецы были возмущены, а султан, не знавший незваного гостя, сперва также выразил недовольство. Он повернулся к одному из своих сановников и приказал ему выгнать нахального незнакомца из комнаты, но аль-Фараби, не шелохнувшись, позволил себя схватить и, спокойно обратившись к султану, сказал, что тот не знает, кто его гость, иначе он обращался бы с ним почтительно, а не прибегал бы к насилию. Султан же, вместо того, чтобы еще больше разозлиться, как сделали бы на его месте многие правители, восхитился хладнокровием незнакомца и, попросив его сесть на диван поближе к нему, вступил с ним в долгую беседу о науке и богословии. Все придворные были очарованы чужестранцем. По всем предложенным для обсуждения темам он демонстрировал исключительные ползнания. Он убеждал в своей правоте всех, кто отваживался с ним поспорить, и так красноречиво говорил об алхимии, что его сразу же признали единственно вторым после самого великого Гебера. Один из присутствовавших ученых мужей поинтересовался, знаком ли человек, знающий так много наук, с музыкой. Аль-Фараби ничего не ответил, а просто попросил принести ему лютню. Лютню принесли, и он заиграл столь восхитительную и нежную мелодию, что все придворные растрогались до слез. Затем он, сменив тему, заиграл такой веселый мотив, что степенные философы, султан и все придворные затанцевали настолько быстро, насколько позволяли ноги. Далее он вновь охлади их пыл печальной мелодией, заставив их рыдать и вздыхать, как убитые горем. Султан, восхищенный его способностями, умоляя его остаться, суля ему все, что могут дать богатство, власть и сан, но алхимик решительно отказался, заявив, что ему предначертано судьбой не давать себе отдыха до тех пор, пока он не откроет философский камень. В тот же вечер он отправился в путь и был убит разбойниками из Сирийской пустыни. Его биографы не сообщают больше никаких подробностей его жизни, упоминая лишь о том, что он написал несколько важных трактатов по своему искусству, ни один из которых, однако, не сохранился. Его смерть пришлась на 954 год.
Авиценна, или Ибн Сина, еще один великий алхимик, родился в Бухаре в 980 году. Его репутация врача и человека, сведущего во всех науках, была столь велика, что султан Магдал Дулет решил испытать его способности в великой науке управления страной. Он стал великим визирем этого монарха и правил государством с пользой для последнего, но в науке еще более трудной потерпел полный провал. Он не мог управлять своими страстями, увлекался вином и женщинами и вел бесстыдный и распутный образ жизни. Среди многочисленных дел и удовольствий он, тем не менее, нашел время для написания семи трактатов о философском камне, которые на протяжении многих столетий очень высоко ценились среди алхимиков. Удивительно, что выдающийся врач, каким, очевидно, был Авиценна, столь интенсивно предавался чувственным наслаждениям. За несколько лет он настолько погряз в разврате, что был уволен со своей высокой должности и вскоре после этого умер от преждевременной старости и осложнений болезней, вызванных невоздержанностью. Его смерть имела место в 1036 году. После Авиценны лишь немного арабские философы приобрели известность на поприще алхимии, но вскоре она привлекла повышенное внимание Европы. Ученые мужи Франции, Англии, Испании и Италии выражали веру в эту науку, и многие их них отдали ей все свои силы. Особенно популярной она была в 12 и 13 веках.
Великие имена
Альберт Великий родился в 1193 году в одном из знатных семейств Лавингена, что в герцогстве Нойбург на Дунае. Первые тридцать лет жизни он был исключительно глуп, и все опасались, что от него не будет никакого толку. В раннем возрасте он вступил в доминиканский монастырь, но настолько мало преуспел в занятиях, что в отчаянии не раз порывался их бросить, однако не сделал этого, ибо был наделен недюжинным упорством. Когда он достиг среднего возраста, его разум будто очнулся ото сна, и он усваивал все предметы, за изучение которых брался, с чрезвычайной легкостью столько поразительную перемену в таком возрасте не могли объяснить иначе, как чудом. Утверждали и верили, что Дева Мария, тронутая его страстным желанием стать ученым и знаменитым, сжалилась над его ущербностью, явилась ему под сводами монастыря, где он сидел, отчаявшийся, и спросила его, в какой из наук он хочет преуспеть – в философии или теологии. Он, к разочарованию девы Марии, выбрал философию, и она мягко и печально его упрекнула за сделанный выбор. Он, однако, согласилась сделать его самым выдающимся философом своего времени, но, к его огорчению, сказала, что, когда он достигнет пика своей славы, он снова станет ни на что не годным и бестолковым. Альберт никогда не старался опровергнуть эту молву, но продолжил свои исследования со столь неослабным рвением, что о нем скоро заговорили по всей Европе. В 1244 году его учеником стал прославленный Фома Аквинский. Об учителе и его ученике рассказывают множество удивительных историй. Уделяя должное внимание другим отраслям науки, они никогда не прекращали поисков философского камня и эликсира жизни. Хотя они не открыли ни того, ни другого, люди верили, что Альберту удалось получить энную порцию эликсира жизни, посредством коего он оживил медную статую, на создание которой при благоприятном положении планет потратил многие годы. Он и Фома Аквинский собрали ее, наделили даром речи и заставили выполнять функции домашней прислуги. В этом качестве она была чрезвычайно полезной, но из-за несовершенства механизма болтала намного больше, чем того хотелось обоим философам. Они испробовали различные средства, чтобы избавить ее от излишней словоохотливости, но ничто не помогло. И однажды Фома Аквинский был настолько взбешен шумом, создаваемым ею в тот момент, когда он бился над решением математической задачи, что схватил увесистый молот и разбил ее на куски. Впоследствии он сожалел о содеянном и с пониманием отнесся к выговору, который учитель устроил ему за то, что он дал выход своему гневу, столь неподобающем философу. Они не делали попыток вернуть статую к жизни.
Альберт очень хотел заполучить участок земли в окрестностях Кельна под строительство монастыря. Земля принадлежала Вильгельму, графу Голландскому и Зеландскому, по какой-то причине не желавшему с ней расставаться. Сообщается, что Альберт заполучил ее следующим образом. Он пригласил графа, когда тот проезжал через Кельн, на роскошный обед, приготовленный для него и всего его двора. Граф принял приглашение и вместе со своей пышной свитой направился в резиденцию мудреца. Это было в середине зимы, Рейн был скован льдом, и было так холодно, что едущие верхом рыцари рисковали отморозить пальцы на ногах. И каково же было их удивление, когда по прибытии в дом Альберта они увидели, что стол накрыт в саду, где лежит снег глубиной в несколько футов. Глубоко возмущенный граф снова сел на коня, но Альберт все же уговорил его сесть за стол. Не успел граф это сделать, как темные тучи рассеялись, засияло теплое солнце, холодный серенный ветер внезапно исчез, и подул ласковый ветерок с юга, снег и лед растаяли, деревья покрылись зеленой листвой и плодами, под ногами у собравшихся распустились цветы, а на всех деревьях запели жаворонки, соловьи, черные дрозды, кукушки, и прочие благозвучные птицы. Граф и его спутники были несказанно удивлены, но отобедали, и в награду за это Альберт получил участок земли под строительство монастыря. Он, однако, еще не показал им всего своего могущества. Как только трапеза была закончена, он произнес нужное слово, и темные тучи окружили солнце, крупными хлопьями посыпался снег, певчие птицы упали замертво, листья осыпались с деревьев, а подувший ветер был таким холодным и завывал так зловеще, что гости закутались в свои плотные плащи и удалились в дом Альберта погреться на кухне у огня.
Фома Аквинский мог творить чудеса не хуже своего учителя. Сообщается, что он временно проживал на одной из улиц Кельна, где ему сильно досаждал непрекращающийся стук копыт лошадей, которых конюхи ежедневно прогоняли по ней для тренировки. Философ умолял последних выбрать какое-нибудь другое место, где бы они его не беспокоили, но конюхи оставались глухи к его настойчивым просьбам. Попав в столь незавидное положение, он прибегнул к помощи магии. Он изготовил небольшую бронзовую лошадь, на которой начертал определенные каббалистиские символы, и в полночь закопал ее на середине улицы. Наутро конюхи, как обычно, ехали верхом по улице, но как только лошади достигли места, где была закопана волшебная лошадь, они встали на дыбы и неистово шарахнулись вспять – их ноздри раздулись от ужаса, гривы встали дыбом, и по бокам потек пот. Напрасно всадники использовали шпоры, напрасно они понукали лошадей и угрожали им: животные ни в какую не хотели проходить через это место. На следующий день результат был тот же. В конце концов, конюха пришлось подыскать другое место для тренировки лошадей, и Фому Аквинского оставили в покое.
В 1259 году Альберт Великий был возведен в сан епископа Регенсбургского, но четыре года спустя сложил его с себя на том основании, что его обязанности отнимают слишком много времени, которое он стремился посвятить философии. Он умер в Кельне в 1280 году в почетном возрасте восьмидесяти семи лет.
Жажда знаний
Раймонд Луллий, выдающийся испанский мыслитель и естествоиспытатель, прожил необычайную жизнь, наполненную романтикой. Он начал постигать искусство алхимии, будучи уже немолодым человеком. Он родился в 1235 году в известном семействе на острове Мальорка. Еще мальчиком был приближен к арагонскому двору, а позже стал королевским сановником и воспитателем будущего правителя Мальорки Иакова II. Раймонд рано женился, и будучи любителем наслаждений, покинул опостылевший ему уединенный остров и перебрался с женой в Испанию. Несколько лет он вел беспутную жизнь. Неверный жене, он сменил множество красавиц, пока наконец, его сердце не пленила очаровательная, но недоступная Амбросия де Кастелло. Эта дама, как и ее обожатель, состояла в браке, но в отличие от него хранила супружескую верность и с презрением отвергла его домогательства. Раймунд был настолько влюблен, что отпор только распалил его страсть. Он проводил ночи под ее окнами, писал страстные стихи с восхвалениями в ее адрес, забросил свои дела и стал посмешищем всех придворных. Однажды, наблюдая за ней через решетчатую ограду дома, он случайно, когда ветер откинул в строну ее шейный платок, увидел ее грудь под платьем. В порыве вдохновения он сочинил по этому поводу несколько нежных строф и послал их даме. Прекрасная Амбросия никогда прежде не удостаивала его письма ответом, но на это она ответила. Она писала, что никогда не сможет ответить ему взаимностью, что негоже благоразумному человеку сосредоточивать свои помыслы, как это сделал он, на чем-то ином, кроме Господа, и умоляла его посвятить себя религии и обуздать недостойную страсть, коей он позволил себя снедать. Она тем не менее выразил готовность показать ему, если он того пожелает, открытую грудь, что так его пленила. Раймунд был восхищен. Он думал, что вторая часть этого послания едва ли согласуется с первой и что Амбросия, невзирая на данный ею хороший совет, в конце концов смягчилась и сделает его настолько счастливым, насколько он того захочет. Он следовал за ней повсюду, упрашивал ее выполнить свое обещание, но Амбросия по-прежнему была холодна, со слезами на глазах заклинала его больше ей не докучать и говорила, что не может принадлежать ему и что это было бы невозможно даже в случае ее развода. «Что же тогда означает ваше письмо?» — спросил в отчаянии влюбленный. «Сейчас увидите!» — ответила Амбросия, которая тут же спустила лиф платья и представила на обозрение объятого ужасом вздыхателя большую раковую опухоль, поразившую обе груди. Видя его потрясение, она протянула ему руку и еще раз попросила его вест и богоудгодную жизнь и стремиться к Создателю, а не к созданию. Раймунд ушел домой другим человеком. На следующий день он оставил высокий пост при дворе, разошелся с женой и попрощавшись с детьми, предварительно разделив между ними половину своего немалого состояния. Другую половину он поделил между бедняками. Затем он бросился к подножию распятия и посвятил себя служению Всевышнему, поклявшись потратить остаток своих дней на обращение мусульман в христианство и искупить таким способом грехи. Десять лет он прожил в безлюдном месте в Арандских горах. Там он выучил арабский язык, а также разные науки по трудам ученых мужей Востока и впервые познакомился с сочинениями Гебера, которые оказали сильное влияние на его последующую жизнь.
В возрасте 39 лет Раймонд сменил уединение на более активную жизнь. На остатки своего состояния, он основал частную школу с преподаванием арабского языка, что было одобрено папой, похвалившим его за рвение и набожность, которые едва не стоили ему жизни. В порыве фанатизма Раймонд молил Бога сделать его мучеником в его святом деле. Его молитву ненароком услышал слуга, который был столь же фанатичным, как и его хозяин. И слуга решил удовлетворить желание хозяина, а заодно наказать его за непрестанные проклятия в адрес Магомета и всех, что верит в него. Для этого он бросился с ножом на сидящего за столом хозяина, но проснувшийся в том инстинкт самосохранения пересилил стремление к мученичеству. Раймонд вступил в схватку с противником и победил его, но не унизился до убийства, а сдал юношу городским властям. Преступника посадили с тюрьму, где позднее его нашил мертвым.
После этого приключение Раймонд отправился в Париж, где познакомился с алхимиком Арнальдо де Вилановой. Арнально считался одним из лучших врачей своего времени. И как все ученые мужи своего времени, он занимался астрологией и алхимией. Считалось, что он изготовил несметное количество золота из свинца и меди. Ему приписывается рецепт, посредством которого любой человек может продлить себе жизнь на несколько сотен лет: «Желающий пролить себе жизнь должен два-три раза накладывать на сердце пластырь, состоящий из определенного количества восточного шафрана, листьев красной розы, сандального дерева, алоэ и янтарь, смешанных с розовым маслом и самым лучшим белым воском. По утрам он должен его снимать и аккуратно прятать в свинцовую шкатулку до следующего вечера, когда его нужно накладывать вновь. Если он сангвиник, ему потребуется шестнадцать, если флегматик – двадцать пять, а если меланхолик – тридцать кур, коих ему надлежит выпустить во двор, где воздух и вода чистые. Ими он должен питаться, съедая по одной в день, но перед этим кур нужно откормить особым образом, дабы их мясо приобрело свойства, придающие долголетие тому, кто их ест. Их необходимо лишить всякого питания, пока они не окажутся на грани голодной смерти, а затем кормить бульоном, приготовленным из змей и уксуса и заправленным пшеницей и отрубями» В процессе приготовления этой болтушки необходимо совершать разные обряды, а кур надо кормить два месяца, после чего их надо есть, запивая умеренным количеством белого вина или кларета. Регулярно соблюдая эту диету через каждые семь лет, можно достичь долголетия Мафусаила!
Возможно, именно от Арнальдо заразился Раймонд желанием найти философский камень, хотя от главной цели своей жизни (обращения магометан в христианство)он не отказался. Он посетил Рим, где встретился с папой Иоанном XXI и заручился его высочайшей поддержкой. Оттуда Раймонд отправился в Тунис, где был радушно встречен многими арабскими философами.. Если бы он занимался в этой стране алхимией, с ним не случилось бы ничего дурного, но он по привычке начал проклинать Магомета, в результате чего попал тюрьму и был приговорен к смерти. Но его спасли друзья-философы, которые ходатайствовали за него и он был помилован, при условии, что он немедленно покинет Африку и больше никогда не ступит на ее землю. Раймонд осознал, что мучеником он не желает быть, и вернулся в Европу.
Он обосновался в Милане, где какое-то время весьма успешно занимался алхимией и астрологией.
К началу XIV века английскому королю Эдуарду удалось заполучить себе на службу эту легендарную личность. Он смог привлечь Луллуса обещанием открыть кампанию против неверных турков; в результате Луллус пошел на своего рода договор с английской короной: алхимик обязался изготовить 60 тысяч фунтов золота из ртути, олова и свинца, которое будет лучшего качества, чем золото
из рудников. На это золото должны были быть снаряжены корабли и оплачены
воины для священной войны против неверных. Однако тайные планы Эдуарда были иными. После того как Луллус за короткое время действительно изготовил обещанное количество золота, король повелел чеканить из него золотые монеты со своим изображением и еретической надписью: «Эдуард, король Англии и Франции». Это были монеты вдвое тяжелее дукатов, на них было изображение воина и корабля. Эти золотые монеты говорили об истинных политических намерениях английского правителя — завоевать Францию и властвовать над объединенным англофранцузским государством. Такой план был ему гораздо больше по душе, чем рискованный крестовый поход против сынов Магомета. Было бы весьма просто отнести это деяние алхимика Луллуса к области басен, чего поистине заслуживают многие алхимические истории. Однако те раймундовы нобли королевской чеканки можно и сейчас увидеть в музеях. Они изготовлены из золота высокой пробы и были выпущены, вероятно, в большом количестве, ибо многие расчеты проводились этой монетой. Это тем более поразительно, свидетельствуют историки, что Англия в те времена практически не вела морской торговли и не обладала ни колониями, ни золотыми рудниками, а товары Ганзы обычно оплачивала оловом. Из каких же источников король Эдуард черпал золото, с помощью которого он, очевидно, смог покрыть издержки последовавшей за тем тридцатилетней войны с Францией, остается загадкой.
Auri sacra fames!
Да, как говаривал древнеримский поэт Вергилий, всему виной проклятая жажда злата. Именно она пробуждает в душах людей алчность, Никакой другой металл во всемирной истории не обладал столь магической притягательной силой! Мерцающий блеск золота возбуждал людскую алчность, манил вдаль бесчисленных искателей приключений и нередко являлся поводом кровавых захватнических войн. Благодаря своим удивительным свойствам этот металл стал символом богатства и власти. Но не только золото обладает удивительными свойствами, но и человек! Не знающая границ алчность порождала наивные мечты и легенды о методах их осуществления. Ушлые мошенники с древнейших времен были тонкими психологами и пользовались людской алчностью в своих, не менее алчных целях. Так родилась легенда о том, что из веществ, не содержащих золота, можно получить настоящее золото с помощью искусства алхимии. Для такой трансмутации (превращения) неблагородных металлов в золото использовали пресловутый философский камень. По сей день бытует мнение, что древние алхимики обладали этим удивительным веществом и умели его приготовлять, однако рецептура, по-видимому, была утрачена. О философском камне рассказывали истинные чудеса: он должен был принести своему обладателю не только сверкающее золото и безграничное богатство, но и открыть тайну вечной молодости и долгой жизни. Эта чудесная жидкость является якобы панацеей от болезней и старческих недугов, эликсиром жизни.
Венценосные любители алхимии
В истории средних веков имеются и другие загадки такого рода. Например, не меньшую сенсацию произвели сокровища, которые оставил император Рудольф II после своей смерти в 1612 году. В его наследстве совершенно неожиданно обнаружили в виде слитков 84 центнера золота и 60 центнеров серебра. Таинственную жидкость, находившуюся там же, сочли изготовленной из философского камня. Рудольф II, который с 1576 года имел резиденцию в Праге, славился как большой приверженец тайных наук. В те времена при его дворе пестрой чередой толпились астрологи, предсказатели, ясновидцы и алхимики. Поэтому для многих казалось несомненным, что оставшееся золото и серебро имеют алхимическое происхождение.
Рудольф II нашел многочисленных последователей при немецких княжеских дворах. Одним из них был саксонский курфюрст Август, который собственной персоной проводил в лаборатории опыты с философским камнем и, как говорили, успешно. Его лабораторию народ называл не иначе как золотым домом. Она была оборудована им самим в резидентском городе Дрездене, где на него работал также профессиональный алхимик Шверцер. Курфюрст Август писал в 1577 году итальянскому алхимику: «Я уже настолько вошел в курс дела, что могу из восьми унций серебра сделать три унции полновесного золота» (Одна унция — около 28,35 г). Август оставил золотое сокровище в 17 миллионов талеров, сумму по тем временам значительную. Весь мир считал, что курфюрст нашел рецепт превращения металлов. Узнать эту тайну стремились его преемники, в том числе Август II (1670—1733). В качестве курфюрста Саксонии и короля Польши в 1701 году в известном государственном споре с прусским королем Фридрихом IАвгуст II отнял у него алхимика Иоганна Бетгера. Последнего держали пленником в Дрездене, а позже в крепости Кенигштейн, пока он не получил нечто, что немецкие князья в то время ценили на вес золота. Это был фарфор. Будучи назначенным директором фарфоровой мануфактуры в Мейсене, основанной в 1710 году, Бетгер остался, видимо, верен своим склонностям к алхимии. В дрезденской государственной коллекции фарфора и поныне хранится королек чистого золота весом около 170 грамм, который Бетгер получил в 1713 году якобы путем алхимических манипуляций.
Придворный химикус
Большим покровителем всех алхимиков считался император Священной римской империи Леопольд I, правивший с 1658 по 1705 год. При его дворе алхимики проделывали сенсационные превращения, которым в свое время все поражались. Ученые еще недавно ломали над ними головы. Самое волнующее алхимическое приключение связано с именем августинского монаха Венцеля Зейлера.
В 1675 году молва о веселой жизни алхимиков при венском дворе привлекла этого монаха в резиденцию императора. Жизнь в монастыре, в Праге, наскучила ему. Зейлер сам собирался служить алхимии. У одного собрата он похитил красный порошок, полагая, что это и есть таинственный философский камень. Император Леопольд I благожелательно выслушал все, что ему смог поведать монах. Будучи покровителем всех странствующих умельцев, он приютил также и Зейлера.
Монах должен был показать свое искусство в секретной лаборатории императора. Это был мрачный подвал с узкими окнами, которые лишь скудно пропускали дневной свет. Дополнительным освещением служили факелы на стенах. Их мерцающий свет, скользящий вдоль холодных стен, придавал обстановке что-то зловещее. Зейлер должен был призвать все свое самообладание, чтобы казаться внешне хладнокровным. Он сознавал, что от предстоявшего эксперимента зависела не только его карьера при дворе, но и сама жизнь. Суд над обманщиками был обычно краток. Немало из них заканчивали свою жизнь на виселице, окрашенной сусальным золотом.
Зейлер сообщил, что он частично превратит медный сосуд в золото. «Ну, что же, начинайте!» — приказал император. Монах начал церемонию, сопровождая ее театральными жестами и таинственными, почти непонятными словами. Однако Леопольд I, хорошо знакомый с такими кабалистическими фокусами, нетерпеливо прервал: «Действуйте, наконец!» Слуга держал наготове медную чашу, чтобы по знаку Зейлера поместить ее на огонь. Когда она раскалилась докрасна, мастер высыпал на нее щепотку чудодейственного красного порошка. Бормоча какие-то заклинания — от этого он никак не мог отказаться, Зейлер повертел медный сосуд несколько раз в воздухе и наконец погрузил его в приготовленный чан с холодной водой. Чудо произошло! Повсюду, где философский камень соприкасался с медью чаши, виднелся знакомый блеск золота.
Монах с облегчением повернулся к стоявшему поодаль тиглю с клокотавшей ртутью. Зейлер приказал подручному усилить огонь, ибо, как он с воодушевлением объявил, теперь он хотел окрасить ртуть до золота! Для этой цели он часть красного порошка облепил воском и бросил в кипящую жидкость. Повалил густой, едкий дым, который вынудил всех любопытных, подошедших слишком близко к огню, закашляться и отвернуться. Почти мгновенно сильное бурление в тигле прекратилось. Расплав затвердел. Зейлер заставил слугу, поддерживавшего огонь, работать еще усерднее. Шипение воздуходувки было единственным звуком, который в течение нескольких минут нарушал благоговейную тишину. Император Леопольд и избранные придворные смотрели, как завороженные, в пламя углей, грозившее, казалось, поглотить тигель. Однако монах заявил, что огонь еще недостаточно силен. Уверенным движением он бросил несколько углей в расплав. Они сгорели сверкающим пламенем. Когда Зейлер приказал слуге перелить жидкий расплав в плоскую чашу, стало видно, что содержимое значительно уменьшилось. Вновь произошло нечто чудесное. Застывающий металл сверкал светлым блеском золота, ярко отражая свет факелов. Император кивнул, чтобы пробу золота отнесли к золотых дел мастеру, который ожидал в соседнем помещении.
Сначала золотых дел мастер испытующе взвесил королек металла на ладони. Затем несколько раз провел кусочком золота крестообразно по полированному кремню, так называемому пробному камню. На темной матовой поверхности золото Зейлера оставило тонкий след. Опытные специалисты могут лишь на основании окраски и вида этого штриха сделать выводы о содержании золота. Наш ювелир смочил штрихи азотной кислотой. Золото на пробном камне не изменилось. Другие металлы растворились бы в азотной кислоте. Такую пробу, с помощью которой обычно определяют содержание золота, в те времена только начали применять. Позднее метод был усовершенствован. Для сравнения стали использовать пробирные штрихи с известным содержанием золота, как поступают и в настоящее время.
Император и придворные с нетерпением ожидали, каков будет приговор золотых дел мастера. Наконец был оглашен результат: ювелир заявил, что это чистейшее, высококаратное золото, с каким он когда-либо имел дело! Леопольд не скупился на королевские похвалы. Зейлер также не скрывал своего торжества. Осмелев от успеха, он объявил еще один эксперимент: Зейлер хотел превратить в чистое золото олово, обычное олово. Эта смелая попытка также удалась. Император обратился к радостно возбужденному алхимику: «Представляйте нам, не колеблясь, дальнейшие доказательства вашего высокого искусства. Добывайте золото, а мы осыплем вас милостями!» Из искусственного золота император Леопольд I повелел чеканить дукаты. С одной стороны на них — его изображение, с другой — надпись, помещенная вокруг даты 1675: «Я превращен из олова в золото могуществом порошка Венцеля Зейлера». Эти монеты состояли почти из чистого золота. Черта на пробном камне показывала чистоту большую, чем золото в 23 карата. Правда, критически настроенным современникам дукаты казались несколько легковесными.
С большой пышностью Зейлеру присвоили звание «королевского придворного химикуса», а в сентябре 1676 года произвели в рыцари. Кроме того, император Леопольд не без дальнего прицела назначил его обермейстером монетного двора Богемии. Вероятно, император рассчитывал, что благодаря ловкости Зейлера богемские оловянные копи вскоре будут приносить больше доходов, чем венгерские золотые рудники.
И по сей день не разгадан фокус алхимика, обманувшего императора. Сегодня уже нельзя установить, брал ли Венцель Зейлер вещество типа хлораурата или же он воспользовался каким-то изощренным фокусом, чтобы под критическим взором императора Леопольда I довести до желанной цели свои опыты по превращению металлов. Однако Зейлер проделал еще один фокус, которому можно поражаться и сегодня. В собрании медалей и монет Музея истории искусств в Вене хранится медальон весом более 7 кг. Его диаметр около 40 см, а по содержанию золота он соответствует 2055 старым австрийским дукатам. На художественном рельефе лицевой стороны видны портреты многочисленных предков императорского дома. Этот ряд начинается с короля франков Фарамунда (V век) и заканчивается Леопольдом I, который изображен вместе с супругой в центре медальона. На оборотной стороне надпись по-латыни сообщает, что в год 1677, в праздник святого Леопольда, Венцелем Зейлером был проведен этот истинный опыт действительного и полного превращения металлов. На глазах у императора, перед собравшимися придворными, представителями духовенства и знати Зейлер превратил описанный серебряный памятный медальон в золотой. Он опускал медальон примерно на три четверти в различные жидкости, которые, как многословно утверждал, приготовил из великого эликсира. После этого он досуха вытер медальон шерстяным платком. Когда эффектным жестом Зейлер убрал платок, все присутствующие были буквально ослеплены сияющим золотым блеском медальона.
Еще сегодня можно отчетливо увидеть ту границу, до которой алхимик опускал медальон в колдовскую жидкость: верхний, меньший, участок медали остался серебристым; нижняя часть имеет окраску золота и действительно является золотом, как это доказали опытные ювелиры, а также современные исследования.
Несмотря на такую удачную демонстрацию, карьера Зейлера как придворного химикуса быстро пришла к концу. Он должен был сознаться, что больше не может делать золото. Быть может, он истратил весь свой чудодейственный порошок?
Историки считают, что алхимик обошелся Леопольду I в 20 000 гульденов. Зейлер оставил кучу долгов различным придворным и государственным служащим, слишком легко поверившим в его искусство. Леопольд I лишил незадачливого умельца всех его званий и отослал назад в монастырь. Однако Леопольд не возбудил против Зейлера судебного процесса, который, несомненно, закончился бы смертью на виселице: напротив, молчаливо оплатил все его долги.
Решающей причиной такого необычного поведения обманутого владыки был, возможно, тот самый золотой медальон, который уже в течение нескольких столетий поражает как доказательство истинного алхимического искусства. Ученые и специалисты делали все возможное, чтобы проникнуть в тайны такой явно удавшейся трансмутации. На медальоне в нескольких местах видны срезы. Там были взяты пробы для исследования. Анализы неуклонно подтверждали, что нижняя часть медальона состоит из золота. Правда, плотность этого золота была низковатой. Однако, что это доказывает? Ведь известно, что золото алхимиков всегда было несколько легче природного золота. При ближайшем изучении медальона отпало подозрение, что он составлен из двух частей — золотой и серебряной. Попытались осторожно подержать на пламени медальон Зейлера, чтобы удалить ртуть, если она присутствовала, однако ничего не изменилось: верхняя часть монеты осталась серебряной, золото осталось золотом. Значит, чудо?
Очень долго хранил медальон свою тайну. Дальнейшие испытания затруднялись тем, что его нельзя было разрушать ввиду исторической ценности. Как же можно было узнать, из чего состоит медальон, если запрещено было брать пробы вещества, из которого он сделан? Прошло 250 лет, пока ученые наконец раскрыли тайну этого алхимического медальона, а также сущность «процесса» Зейлера по превращению элементов!
Не все то золото, что блестит
Известны и другие примеры монет, чеканенных якобы из трансмутированных металлов. Приверженцы алхимии охотно козыряли ими как неопровержимыми свидетельствами. Когда некий барон фон Хаос изготовил из трех фунтов ртути два с половиной фунта «золота», то из этого металла была чеканена памятная медаль. Надпись по-латыни на ней гласит: «Чудесное превращение, содеянное в Праге 16 января 1648 года в присутствии его королевского величества Фердинанда III».
Нельзя ни в коем случае причислить к алхимикам австрийского естествоиспытателя и экономиста Иоганна Иоахима Бехера, однако он тоже верил в превращение металлов. В Музее истории искусств в Вене хранится медаль со следующей надписью: «В июле месяце 1675 года я, доктор И.И. Бехер, получил эту унцию чистейшего серебра из свинца путем алхимической трансмутации».
Существует еще одна золотая медаль, вес которой соответствует 16,5 дукатам, носящая следующую загадочную надпись: «Aurea progenis plumbo prognata parente». («Золотой потомок свинцового родителя»). На оборотной стороне читаем: «Химическое превращение Сатурна в Солнце, то есть свинца в золото, произведено в Инсбруке 31 декабря 1716 года при покровительстве его сиятельства пфальцграфа Карла Филиппа».
Много раз «золото» алхимиков оказывалось обманом — латунью, томпаком или бронзой. Еще Аристотель в IV веке до н. э. упоминал, что из меди при сплавлении ее с цинком или оловом образуются золотисто-желтые сплавы. Были также умельцы, которые получали «серебро» в виде серебристо-белого сплава добавлением к медному расплаву мышьяка. Так, слишком упрощенно, понималось искусство превращения металлов: достаточно было, чтобы неблагородный металл приобрел лишь окраску желаемого благородного металла. В других случаях требовалась только ловкость фокусника, чтобы незаметно подбросить в расплав кусок благородного металла. Как именно осуществить это — зависело от фантазии умельца. Некоторые мастера золотой кухни предпочитали пользоваться для перемешивания расплава полой палочкой, внутри которой прятали несколько зерен золота, а отверстие закупоривали воском. Если палочка была деревянная, то нижняя, полая, ее часть полностью сгорала в расплаве. Таким изящным способом быстро уничтожалось вещественное доказательство, раньше, чем у кого-нибудь могло возникнуть подозрение и желание рассмотреть волшебную палочку поближе.
В своих экспериментах золотых дел мастера также использовали тигли с двойным дном, из которых при накаливании выливалось золото, или угли с запаянным внутри золотом. Иногда успеху способствовала золотая пыль: ее вдували в расплав вместе с воздухом, накачиваемым воздуходувкой.
Однако в некоторых, почти безупречных, демонстрациях нельзя было сразу разгадать обман. Швейцарец Турнейсер, алхимик и чудо-доктор, которого переменчивая судьба гоняла по разным странам, однажды наполовину превратил железный гвоздь в золотой, и произошло это на глазах одного кардинала, засвидетельствовавшего письменно: «Турнейсер опустил раскаленный гвоздь в красную протраву, и опущенный конец превратился в золото. Произошло это в Риме 20 ноября 1586 года». Гвоздь долгое время выставлялся для осмотра публике как доказательство истинного алхимического мастерства. Однако, когда в 1730 году путешествовавший по Италии Иоганн Кейслер заинтересовался этим раритетом, то не смог получить вразумительного ответа. «По-видимому, уже многие годы стыдятся показывать этот гвоздь, после того как было обнаружено, что это обман и весь фокус заключается в незаметной пайке», — так написал Кейслер в своем отчете, опубликованном в 1740 году. Турнейсер обманул зрителей простым фокусом. С большим искусством он припаял к железному гвоздю золотое острие, которое покрыл соответствующей краской. В процессе алхимической операции окраска исчезла, и одураченные зрители увидели блеск золота.
При превращении ртути в золото, наиболее популярном в те времена, необходимо было выделить золото, «запрятанное» в ртути. В измельченном состоянии золото почти мгновенно растворяется в жидкой ртути, которая не меняет при этом своей характерной серебристой окраски. Известно, что такие амальгамы золота остаются жидкими вплоть до содержания его 10—12 % и выглядят, как чистая ртуть. Отогнать жидкую ртуть — это детская игра для алхимиков. После испарения ртути в тигле оставалось чистое золото.
Конечно, что были и честные, убежденные алхимики, которые стали жертвой самообмана. Они твердо верили, что получили золото при переплавке больших количеств серебра, ртути, свинца или при переработке их руд. В силу скудости знаний по аналитической химии, они не ведали, что лишь обогащали то небольшое количество золота, которое уже присутствовало в металлах и рудах. Серебряные монеты, часто служившие для эксперимента, всегда содержали небольшое количество золота, если они были чеканки до 1830 года. Удаление следов золота из серебра для чеканки было невозможным по тогдашней технологии или просто слишком дорогостоящим делом.
Однако же, какую связь имеет все это со знаменитым философским камнем? Рецептура его сложного изготовления была описана в многочисленных алхимических трактатах и толстых фолиантах, но в такой форме, что никто, а часто и сам алхимик не мог ничего понять. Некоторые из этих «рецептов» составлены относительно ясно, как, например, пропись для изготовления философского камня в «Химическом своде» Базилиуса Валентиниуса. Если некоторые важнейшие данные в ней и зашифрованы алхимическими символами, то их разгадка все же довольно проста. Описывалось изготовление химическим путем кроваво-красной жидкости из ртутной руды путем растворения последней в царской водке; смесь в конце концов нагревали в течение нескольких месяцев в закрытом сосуде — и эликсир мудрости был готов.
Интересно, что в некоторых деталях все рецепты совпадают. Так, часто указывается, что философский камень представляет собой ярко-красное негигроскопичное вещество. При получении его из ртути и других составных частей вещество несколько раз изменяет свою окраску — от черной к белой, затем к желтой и наконец к красной. Профессор К. ван Ниевенбург из Нидерландов в 1963 году взял на себя труд повторить многочисленные операции алхимиков с помощью методов современной науки. В одном из опытов он действительно наблюдал описанные изменения окраски. После удаления всей ртути, введенной по прописям алхимиков, а также ее солей путем разложения при высоких температурах или возгонкой он получил очень красивое красное негигроскопичное вещество. Сверкающие призматические кристаллы были химически чистым хлорауратом серебра AgAuCl4. Возможно, что это соединение и было тем самым философским камнем, который в силу высокого содержания в нем золота (44 %) мог вызвать желаемое превращение, скажем, поверхностное золочение либо сплавление с неблагородными металлами. Конечно, с помощью этого соединения нельзя было наколдовать больше золота, чем оно само содержало.
Болезнь или мошенничество?
В фокусе, с помощью которого польский алхимик Сендивогиус провел
императора Фердинанда II, большая серебряная монета была превращена в золотую, но только с одной стороны. Сендивогиус спаял золотую фольгу с серебряной пластиной и отдал ее в чеканку. Золотую часть он покрыл ртутью, в результате чего образовалась твердая серебристая амальгама, которую по внешнему виду нельзя было отличить от серебра. Подготовленную монету польский алхимик залил с одной стороны какой-то таинственной эссенцией, а затем сунул в пламя. Смоченная сторона монеты превратилась в золото на ту глубину, на которую могла «проникнуть» эссенция. В пламени ртуть улетучилась, осталось золото.
Даже гордые правители из рода Гогенцоллернов не смогли уберечься от каверз алхимиков. Фридрих I обошелся с алхимиком Каэтано с чисто прусской военной строгостью. Этот авантюрист ловко выманил из карманов владыки немало золота, однако сам не смог его получить. Прусский король в 1709 году приказал его повесить. Этот случай должен был послужить поучительным примером для потомков королей. Однако последние продолжали бесславно попадаться на удочку обманчивого искусства странствующих алхимиков и поплатились большими суммами. Фридрих II, названный Великим, в конце концов вынужден был неохотно признать: «Алхимия — это род болезни: кажется, на какое-то время она излечена разумом, но вдруг вновь возвращается и поистине становится эпидемией».
Последователь Фридриха II Фридрих-Вильгельм II издал законы, направленные на подавление алхимической «эпидемии». В параграфе 1402 всеобщего свода законов для прусских государств от 1791 года записано: «Люди, которые обманывают публику мошенническими действиями, как алхимики, изгонители духов, предсказатели, кладоискатели и т. п., помимо уплаты обычного штрафа за мошенничество, помещаются в каторжную тюрьму от 6 месяцев до 1 года и выставляются на площади».
Магические лучи солнца
«В XIX веке превращение металлов друг в друга будет широко использоваться. Каждый химик будет делать золото, даже кухонная посуда будет из серебра, из золота!» Автор этих слов не был вдохновенным приверженцем искусства алхимии; это был химик, Кристоф Гиртаннер из Геттингена. Гиртаннер считал еще более поразительным, чем искусство получать золото, превращение алмаза, самого твердого и прозрачного вещества, в мягкий и непрозрачный графит, а также превращение хрупкого железа в твердую сталь. Высказывание Гиртаннераотносится к 1800 году — времени, когда искусство алхимиков зашло в тупик. Благодаря промышленной революции естественные науки начали бурно развиваться, и вера в алхимию стала иссякать. Даже в кругах, далеких от науки, постепенно укрепилось убеждение, что металлы нельзя превратить ни золото, ни вообще в какой-либо другой элемент. Хотя еще теплилась надежда, что может появиться поистине новый процесс получения золота. И вот в лейпцигской «Иллюстрирте цейтунг» 9 декабря 1854 года в разделе «Открытия» появилось сообщение о получении золота искусственным путем.
Француз по имени Теодор Тиффро, выпускник и препаратор Высшей промышленной школы в Нанте, только что выпустил брошюру, в которой он сообщал: «Я нашел способ получения искусственного золота, я сделал золото!» Убежденный, что металлы являются сложными веществами, то есть соединениями, которые можно «сконструировать», Тиффро решил совершить научную поездку в классическую страну металлов — Мексику. Там, а также на золотых полях Калифорнии он хотел проверить свои теории.
Молодой препаратор начал путешествие в декабре 1842 года в возрасте 23 лет. Ему удалось бродить по незнакомой стране, не привлекая особого внимания, так как он выдавал себя за начинающего фотографа. В течение пяти лет он путешествовал по горным районам Мексики, опрашивал горнорабочих и слушал со слепым доверием поразительные рассказы у вечернего костра: металлы могут расти и сами по себе облагораживаться, чему способствует знойное мексиканское солнце. На золотых рудниках, как услышал Тиффро, вовсе не нужно сразу прокладывать штольни, ибо золото должно сначала «созреть». Через год на этом месте образуется сверкающее золото, возникшее из серебра, вот только тогда стоит начинать выработку.
У Тиффро сразу появилась навязчивая идея: такой процесс можно также проделать в лаборатории. И он начал вести лабораторные опыты вдали от родины. Тиффро растворял серебро в азотной кислоте. Для этого он брал природное серебро, чистое по внешнему виду, из рудников Гвадалахары. Либо, за неимением его, брал большие серебряные мексиканские монеты, которые превращал в опилки. Реакционную смесь Тиффро подвергал воздействию солнечных лучей в течение нескольких дней, порой недель. Эти опыты проводились в горняцком городе Гвадалахара, расположенном в горах в центре страны. Позднее Тиффро говорил, что при тамошнем сильном солнечном облучении успех был ему обеспечен. Никогда больше, вспоминал он с сожалением, у него не было столь благоприятных условий.
Что же открыл Тиффро? После неоднократных выпариваний и растворений в кислоте в конце концов, обнаружились блестки чистейшего золота. Если собрать их вместе, они, вероятно, составили бы несколько граммов. Для Тиффро это служило доказательством того, что серебро превратилось в золото под магическим воздействием солнечных лучей Мексики.
Тиффро побоялся сразу разглашать упомянутый тайный рецепт. Как все алхимики, француз сначала держал свое открытие в тайне. Поэтому в его брошюре нет ни словечка о новом процессе получения золота, якобы производящем революцию. Только к концу брошюры читатель мог понять, что, собственно, преследовал Тиффро: «Я обращаюсь к своим соотечественникам с ожиданием помощи, необходимой для окончания моего труда». Иными словами, подобно всем алхимикам, Тиффро нуждался в деньгах для воплощения в дело своего открытия.
В «Отчетах Парижской академии наук» за 1853 год имеется краткое упоминание о том, что 17 октября Тиффро сделал доклад о своем открытии. Уже в июне он передал брошюру Академии наук, а с ней как вещественное доказательство несколько проб золота, полученного в Мексике. Были колебания, стоит ли публиковать более подробный отчет о докладе Тиффро в уважаемом журнале, который читали ученые всего мира. Комиссия, в которую вошел известный химик Тенар, пришла к отрицательному решению. Представленное золото было, конечно, золотом. Однако ничто не доказывает, что оно получено искусственно, к тому же Тиффро в своей брошюре полностью умалчивает о процессе его получения. Очевидно, автор сам явился жертвой ошибки, и золото, имевшееся в виде следов, он сконцентрировал и выделил.
Такие доводы не доходили до сознания Тиффро. Он, напротив, настаивал на публичном опыте, который ему и разрешили провести в лаборатории парижского монетного двора. Все требовавшееся сырье и химикаты предоставлял государственный монетный двор, в том числе и химически чистое серебро. Вероятно, солнце над Францией светило недостаточно сильно. Во всяком случае испытание полностью провалилось. Не было обнаружено даже следов золота. После этого Тиффро решился на шаг, на который не пошел бы обычно ни один изобретатель, а тем более алхимик. Он обнародовал свой «процесс» для того, чтобы тот смог послужить обществу. Самому заниматься производством золота у него уже не было сил. «Длительные опыты на ярком солнце ослабили мое зрение, утомительный труд подорвал мое здоровье, и я должен сознаться в своем бессилии, хотя твердо убежден, что стою на пороге больших успехов».
Спрос на его публикацию был исключительным. Его книжку буквально вырывали из рук. Вся Франция жаждала узнать, наконец, тайну получения золота. Бестселлером стал немецкий перевод его брошюры, изданный в Берлине в 1855 году. «Получение золота искусственным путем фактически доказано. Металлы являются не простыми веществами, а сложными!» Когда через 30 лет известный химик и историк химии Герман Копп собирал материал для своего обзора «Алхимия в старое и новое время», брошюры Тиффро он найти не смог. Не без сожаления Копп писал, что «ни одного экземпляра ее нельзя найти, даже у антикваров, даже по повышенным ценам».
В марте 1891 года Тиффро заявил представителям прессы, что, как показали его опыты, большую роль в процессах превращения металлов играют микробы. По его убеждению, именно микробы и водоросли являются причиной того, что серебро в мексиканских рудниках постепенно превращается в золото. Цель науки — обнаружение этих «золотых микробов» и их выращивание. «Искусство делать золото» —такова была тема многочисленных докладов мэтра Тиффро, как его называли почитатели. Устно и письменно пытался он в 1890-е годы снова воскресить свою идею. Как «честный алхимик» он дожил в почестях до седин; в Париже вокруг него образовалось сообщество почитателей. На собраниях вновь основанного во Франции герметического общества участники глубокомысленно внимали речам Учителя. В октябре 1896 года Тиффро предпринял последнюю атаку, чтобы убедить научные круги в том, что металлы в действительности не могут являться простыми химическими веществами, ибо они построены, как соединения. В этот раз Учитель, как всегда, шел на все. Тиффро представил Академии наук новое исследование, которое подтверждало его туманную точку зрения: если запаять алюминиевую фольгу с азотной кислотой в стеклянную трубку и на два месяца подвергнуть воздействию чудодейственных солнечных лучей, то содержимое превращается в эфир и уксусную кислоту. Поэтому алюминий вовсе не является элементом...
Международные жулики
Солидное «предприятие» по получению золота из серебра отражено в секретных актах частного придворного и государственного архивов австрийской монархии. Само собой разумеется, что этот факт стал известен лишь тогда, когда монархия рухнула. С опубликованием этих актов была разоблачена махинация императора Франца-Иосифа и его кабинета, которые с 1868 по 1870 годы привлекли к работе трех алхимиков, в этом отношении Франц-Иосиф показал себя истинным отпрыском Габсбургов и достойным последователем Рудольфа II и Леопольда I. Три алхимика, явившиеся к императору, вероятно, показались ему посланцами неба. В 1866 году в результате войн с Пруссией и Италией австрийская монархия потеряла богатые провинции. Нужно было оплачивать значительные военные контрибуции. С государственными финансами дела обстояли плохо. К этому же грандиозные намерения габсбургского дома осесть в Латинской Америке потерпели фиаско в результате свержения австрийского короля Макса Мексиканского в 1867 году. Три алхимика — испанец и два итальянца, один из которых якобы сражался до последнего на стороне короля Макса в Мексике — приехали в Вену, чтобы доверительно сообщить императору Францу-Иосифу, как можно превратить серебро в золото. Весьма красноречиво пытались они описать значение их эпохального открытия: Франц-Иосиф получил бы из их рук ни больше ни меньше, как ключ к мировому господству! Наверняка император не отвергнет эти предложения и не повторит ошибку Наполеона I, отклонившего в свое время изобретение парохода, с помощью которого англичане стали позднее властвовать над морями. Нет, Франц-Иосиф I не был Наполеоном I. Он хотел знать все детали. Алхимики сделали широкий жест — предложили провести пробный эксперимент. За открытие своих секретов они требовали всего лишь 40 миллионов гульденов: 5 миллионов в качестве первого взноса, остальное — в ценных бумагах, выплачиваемых в течение десяти лет.
Однако габсбургский дом стал разумнее, чем во времена Рудольфа II. Император назначил в качестве эксперта своего бывшего учителя, химика Шретера, дав ему должность директора Императорского монетного двора в Вене, и позволил алхимикам работать под его наблюдением в помещении монетного двора. Условия, поставленные профессором Шретером, были для трех авантюристов, прямо скажем, обескураживающими. Они должны были получить золото из полуфунта чистого серебра, предоставленного монетным двором, с добавками, придуманными самим Шретером, в сосудах и тиглях, принадлежащих последнему. Несмотря на все, умельцам как-то удалось проделать старый трюк алхимиков и подбросить золото в расплав. Конечно, все полфунта серебра не превратились полностью в золото, однако в конце концов был обнаружен шарик вожделенного желтого металла размером с горошину. Такой результат ни разу больше не повторился за время их более чем двухлетней секретной работы на монетном дворе. Поэтому секретарь императора молчаливо приобщил этот кусочек к делу.
В 1860 году поступило сообщение из Лондона, что венгерский беженец Николаус Папафи завоевал расположение уважаемых слоев лондонского общества, предложив процесс для превращения таких неблагородных металлов, как свинец и висмут, в серебро. Его предприятие процветало столь успешно, что на лондонской Лиденхолл-стрит обосновалась фирма «Папафи, Барнетт, Кокс и К°». В одну туманную ночь Папафи исчез, оставив векселей на 10000 фунтов.
Другой международный жулик по имени Параф изменил тактику. В Нью-Йорке он выманил у ряда доверчивых людей большие деньги, суля получить золото. В Перу он сделал короткую, но головокружительную карьеру своим открытием, как превратить медь и медные руды в чистое серебро. Наконец, в 1877 году он вынырнул в Вальпараисо, где также нашел доверчивых пайщиков. Однако здесь его мошенничества закончились перед лицом закона. В январе 1878 года корреспонденты писали, что аферы алхимика Парафа занимали общественность больше, чем все другие события. Объем его дела на предварительном расследовании превысил 600 страниц. Однако все еще не был найден ответ на вопрос: был ли Параф мошенником или его несправедливо держали под замком? Из своей камеры Параф делал мрачные предсказания; он сказал одному репортеру: «"Если я получу свободу, то моя месть будет заключаться в том, чтобы, изготовляя золото, обесценить его и потрясти все денежные рынки».
Находчивый американец по имени Визе утверждал, что он умеет фабриковать золото. Видные представители парижской знати, князь Роган и граф Шпарре, вложили в предприятие несколько тысяч франков и собственноручно помогали американцу в пробном эксперименте. Высоко засучив рукава, оба по очереди качали воздуходувку. Через некоторое время они должны были давать показания против бежавшего Визе, уличавшегося в обмане. Суд приговорил алхимика к штрафу. А оба знатных лица стали посмешищем всего Парижа, ибо они упорно утверждали, что видели собственными глазами, как американец получал золото. Однако, когда их стал допрашивать следователь, оба очевидца спохватились, что один-единственный раз покинули лабораторию алхимика. Они вспомнили, что к концу решающего эксперимента Визе бросил в расплав какой-то порошок. Помещение мгновенно заполнилось отвратительным дымом и вонью, так что они вынуждены были выбежать в соседнюю комнату. Дальнейшие комментарии излишни: эта ловкая проделка, конечно, была запланирована и привела Визе к желанному успеху.